Страшное марево

Он злился на себя самого. Три каморки, назначенные ему по выходе на пенсион царско-генеральским начальством бастиона, находились в восточной части Бастиона. С пристроенного стола, на каковом находилась мощная зрительная труба, он мог глядеть на «общество» - на Прагу - и в том месте, очень далеко на пропластке, еще отличал леса и любовно затрагиваемые травяные плоскости волнистого пейзажа, из другого окна отворялся чудесный вид на главное течение Мольдау: отливавшая ляписом лента пропадала в сумрачной далине.

Дабы хоть бы мало ввергнуть в распорядок свои восставшие мысли, царский лейб-медик стал к наблюдательной трубе и, как привычно наугад, навел на град. Аппарат владел чрезвычайной увеличительной мощью - и поэтому токмо маленьким полем зрения. Объекты в нем были так близко приставлены к глазу наблюдателя, что пребывали, казалось, совсем подле. Лейб-лекарь понурился к лупе; в нем юркнуло невольное рвение увидеть на крыше трубочиста либо каковой-нибудь иной счастливый знак. Однако, вскрикнув от испуга, он отпрянул взад. Абсолютно свойственных размеров обличье Пражской Елизоветы ехидно оскаливалось, щуря в объектив свои лишенные волосков зрачки, будто лицезрело его и узнавало!

Впечатление было таким чудовищным, что лейб-лекарь, трясясь абсолютно всем туловищем, некоторое время оторопело смаргивал в пронизанную лучезарным огнём белизну, безустанно поджидая появления с того места преклонной женщины легкого поведения, в этом случае во плоти, да еще, чего хорошего, скачущей на метёлке.

Изрядно изумлённый аналогичной усмешкой судьбы, он все же овладел собой; в итоге, все разъяснялось в полной мере непосредственно. Снова глянув в трубу, он приметил, что бабка сгинула, в поле глаза мельтешили нынче какие-то незнакомые лики; в их выражениях имелась чудная взбаломошенность, переходившая и ему.