Путешествие в юнность Фридриг стоял как оцепенелый, пред очами все ходило вверз тармашками; «Danse macabre», - сказало нечто в нем, и оба эти слова предстали маревом курчаво бледных литеров, как надпись к одноименной ветхой гравюре, повиданной им когда-то у старьёвщика.  Он не имел возможность отвести глаза от костлявых, как у скелета, ног старой женщина в сползающих коричневых, с изумрудным отблеском, панталонах; в страхе желал было устремиться к дверцам, но решимость покинула его еще дотоле, чем он пораздумал об этом. Пережитое и нынешнее сплелись в нем в какую-то кошмарную реальность, мчать от коей он был бессилен; кто его знает, то или сам он все еще зелен и та, что сейчас отплясывает возле него, внезапно превратилась из только что красивой девушки в страшный прах с пустым ртом и нагноёнными сморщенными очами, то ли ее и его собственная младость никогда не существовала и лишь пригрезилась ему.  Эти неглубокие конечности в заплесневелых останках изборождённых сандалей, которые ныне вертелись и шагали в ритм, - могли ли они быть теми волшебными опорами, что когда-то пьянили его ум? «Она их годами не перодевает, по-другому кожа осыпалась бы на ломти. Она дремлет в них, - блеснул отрывок мнения, властно оттёртый прочим: - Как страшно, человек еще при жизни тлеет в скрытном панцире Фатума». http://humanphys.com/fiziologiya/1/giri29.htm Два раза он открывал уста и вновь, молча, закрывал – не издавалось звуков. – Лизель, – выжал он все же, – Лиза, тебе невыносимо плохо? – Ходя по кухне, его взор заступорился на опустевшей глинянной тарелки для варева. – Гм. Так точно. Лиза, способен ли я тебе хоть чем-то угодить? В былые времена она принимала еду с фарфора; содрогнувшись, он взглянул на не убранную постель – гм, и… и отдыхала на дорогих кроватях. Не отрывая от лика ладоней, старуха неожиданно шатнула головкой. Звонки были ее страждущие приглушенные вопли.
| 
